© Елена НИКИТИНА

Опубликовано в журнале "Ночной портье"

     Громадный рояль, подвешенный к потолку и болтающийся крышкой вниз. Двухметровый оратор в ядовито-желтой кофте, громовыми раскатами выкрикивающий рубленые слова и размахивающий аршинным кулаком. Это первое публичное выступление Маяковского,  давшее критику Пильскому повод назвать его "дешевым эпигоном парижской богемы". 

     Унитазные цепи, наброшенные на твидовые пиджаки – яркая деталь первого концерта "The Beatles" в Ливерпуле. Лондонский "Sun", рецензируя это выступление, называет битлов "псевдобогемными самовыраженцами". 

Что же такое богема? Кто ее "законные наследники", а кто бастарды?

Сентябрь 1870-го. Наш 16-летний герой, без всякой цели слоняющийся  по бельгийским дорогам, до беспамятства надирается в каком-то захолустном трактире. Он засыпает, свалившись в сточную канаву, но вскоре пробуждается от ночного холода. 

Он пребывает в том полупьяном – полу похмельном состоянии, "когда муза накоротке с любым забулдыгой". В голове у него складываются 14 строк. Сонет получает название "Ma Boheme".

Имя нашего юнца – Артюр Рембо. Именно он первым, ставит знак равенства между разнузданным бродяжничеством и художественным творчеством. Именно нарекает это равенство коротким словом богема.

Почему "богема"? Словечко это восходит к названию захолустного княжества на севере Германии – Богемии. Издревле в эти края стекались племена кочевников-цыган. Здесь устраивали они свои "сходки", судили-рядили, пировали, избирали своих баронов. Словом, проходили посвящение. И вновь рассеиваясь по матушке – Европе, отныне именуясь богемцами. Или – богемой.

Рембо, в 11 лет сбежавший из дома, восхищается романтическим пафосом цыганской жизни – когда не имея медного гроша в кармане можно чувствовать себя королем, когда жизнь, в самых мельчайших ее подробностях, превращается в акт творчества.

Стихи Рембо – всего лишь дневниковые записи. Ничуть не стесняясь, он исступленно рифмует урчание в животе с пивной отрыжкой, гомосексуальные оргии с библейскими сюжетами, докучливых вшей с величественными морскими пейзажами...

Рембо приглашают в Париж. И тут выясняется, что он не просто "романтик с большой дороги", а зловещий монстр. Он гадит Теодору Банвилю в драгоценные китайские вазы, мочится под стол Шарля Кро, до полусмерти избивает Верлена... Мэтры в шоке. Но вскоре их негодование сменяется очарованием. Парижане вдруг осознают, что благопристойная, нравственная жизнь скучна, и начинают подражать "чудо ребенку".

1900 год.  На подмостках крупнейших европейских театров появляется  "любовная мелодрама"  Джакомо Пуччини "Богема". 

Впервые на оперной сцене – не короли и герцоги, не злодеи-полководцы и не благородные разбойники, а юные поэты, художники и музыканты. С этого момента богемность становится настоящим культом. В Париже – признанной Мекке искусства, каждый мало-мальски уважающий себя художник стремится вести богемный образ жизни. Отныне экстравагантность не вызывает насмешек и кривотолков – она абсолютно легитимна.

Но никому не удается перещеголять Амедео Модильяни – тончайшего художника и "патентованного сердцееда", без ломаного сантима за душой. Модильяни соблазняет всех женщин Монпарнаса и Монмартра. Он напропалую пьянствует во всех парижских кабаках; танцует на парапетах мостов; устраивает "спиритические сеансы", вызывая духов Данте и маркиза де Сада; в одиночку пытается штурмовать тюрьму Санте. Он, наконец, вводит повальную моду на гашиш. Под Рождество 1911 года, нарядившись Санта Клаусом, он стоит у дверей кафе "Ротонда" и бесплатно раздает зеленые пастилки, начиненные гашишем. Не подозревающие о подвохе посетители, глотают их и вскоре начинается тотальное сумасшествие. Люди бьют керосиновые лампы, опрыскивают стены и потолки ромом. "Ротонду" охватывает пламя. Но собравшиеся, не замечая этого, бешено  отплясывают под аккомпанемент пылающего серпантина. Модильяни, взгромоздившись на стойку бара, терзает слух терцинами Данте. Под бой курантов избирают королеву богемы – "первую женщину-вамп", английскую журналистку Беатрис Хестингс.

 Хестингс экстравагантна до мозга костей. Она ученица Елены Блаватской и подруга Рудольфа Штайнера, любовница Герберта Уэллса, Эзры Паунда и Диего Риверы.

Ее роман с Модильяни, украсивший мемуары Андре Сальмона и Ильи Эренбурга, – полная энциклопедия садомазохизма, разбавленная светским лоском и изощренной клоунадой. Чуть ли не каждый вечер в ее студии на бульваре Распай, в присутствии многочисленных гостей, устраиваются кровавые перформансы.

Беатрис швыряет в Амедео глиняные горшки, лупит его метлой и обильно смачивает раны неразбавленным джином. Амедео рычит и плюется ей в лицо масляной краской... 

Подобные происшествия, в разных вариациях, продолжаются около двух лет. В конце концов "чокнутые любовники", не вынеся накала собственных страстей, разлетаются в разные стороны – чтоб больше никогда не встретиться. Их разрыв, по сути, является концом золотого века парижской богемы.

На фоне шикарной агонии парижской богемы как-то стушевываются робкие богемные искорки, вспыхнувшие в России. Но одну фигуру все же нельзя обойти вниманием – Сергея Есенина.

Едва появившись "в свете", он тут же становится мифом.  Слишком артистичный, чтобы быть собой, он превращается то в крестьянского простофилю в косоворотке и лаптях, то в светского денди в цилиндре и смокинге, то в разбитного гуляку сорящего деньгами. 

Эпатируя публику, Есенин целуется с ломовыми лошадьми и блюет в лица случайных кабацких женщин; отплясывает на столе бухгалтера какого-то издательства, вручающего ему гонорар; макает гостиничное перо в собственную кровь, выводя несколько неисправимо-банальных строк... Пытаясь эпатировать публику, Есенин водит дружбу с форменным палачом – чекистом Блюмкиным, который устраивает ему "экскурсии" в расстрельные подвалы... Есенин жаждет вселенских кривотолков. Он женится, скандалит, снова женится, стремясь вырваться из тусклого быта. Если верить его биографу, Анатолию Мариенгофу, все свои шокирующие поступки поэт черпает в романах, и не может удержаться от соблазна оказаться на месте того или иного персонажа. Но – увы – его игра в богемность так и не находит в России ни понимания, ни достойных партнеров. Его величают позером, хулиганом, алкоголиком – и только... Может – оттого что случай его обратно пропорционален случаю Рембо. Француз превращал жизнь в творчество, русский претворял творчество в жизнь.

Попытки возродить богемный образ жизни предпринимались неоднократно. Взять, хотя бы, героический прорыв битничества конца 40 – начала 50 годов.  На сей раз местом паломничества становится североафриканский город Танжер.  Точнее, обширный и беспечный дом бывшего агента "Intelligent Service" – композитора, философа, литератора, "крестного сына пенсионеров парижской богемы" Пола Боулза. 

 Богемность пронизывает отношения Пола с женой – одаренной писательницей Джейн. Супруги Боулз изменяют друг другу постоянно. Он – с темнокожими девушками, она – с заезжими франтами. И все – лишь для того, чтобы обменяться впечатлениями! 

В доме Боулзов, открытом всем веяниям, задолго до опусов Кастанеды и Хаксли, культивируются мескалин и ЛСД. Здесь скрывается от правосудия наркоман и женоубийца Уильям Барроуз, коротающий время с Алленом Гинзбергом, Джеком Керуаком и Нилом Кессиди. Паломничество "в страну Боулзов" совершают французский философ Морис Бланшо и будущий гуру хиппизма Тимоти Лири.

Слава гомосексуального рая притягивает сюда Теннеси Уильямса, Ива Сен-Лорана и Рудольфа Нуриева. Дом Боулзов и есть та самая "интерзоноа", где протекает действие барроузовского "Голого завтрака". 

В 60-е годы богема стала хорошо продаваемым товаром. Автором и исполнителем "новой богемной идеологии" явился американский художник Энди Уорхол, сумевший использовать экзотический антураж в качестве приманки для толстосумов. В сущности, Энди всегда был представителем художественного истеблишмента, ловко симулировавшим свою принадлежность к богеме. Вред, причиненный им, трудно переоценить. После его провокаций понятие богемности перестало хоть как-то сообразовываться со своим изначальным смыслом, превратившись в синоним элитарности и удачливости. 

© Елена НИКИТИНА

Опубликовано в журнале "Ночной портье" №10(25) 2001