© Елена НИКИТИНА

Опубликовано в журнале "Ночной портье"

Обещали Парадиз, а устроили Инферно
25 декабря 1711 года. Васильевский остров. Свежевыстроенный дворец Меншикова. Первая Рождественская ассамблея. Балом правит царь Петр.
Столы ломятся водкой, мальвазией, ромом. Публика пьяным пьяна. Полное эгалите. Вельможи дефилируют под ручку с купцами, иноземные посланники, расфуфыренные как павлины - в обнимку с корабельщиками, в замызганных куртках. На закуску - табак. Дворец тонет в клубах дыма. Аглицкий посланник заходится кашлем. 
- Обещали Парадиз, - выдавливает он со свистом, - а устроили Инферно.
Петр парирует:
- Так ведь и в вертепе сумрачно было.
- Там хоть звезда светила, - не унимается англичанин.
Петр дает сигнал к началу фейерверка. Стрелки часов сходятся на 12-ти.
Веселье в самом разгаре. Объявляется состязание на кубок Большого Орла, смысл которого в том, чтоб выпить залпом 2,5 литра водки и устоять на ногах. В этом соревновании царю нет равных. Он осушает один кубок, второй, третий...
Церемонемейстер Иван Бухвостов, изрядно под мухой, настаивает на танцах. Сам при первых же аккордах без чувств валится на пол.
Раздается заунывная мелодия. Нетрезвые гости, угождая государю, куражатся, отчебучивая причудливую смесь русского хоровода, немецкой аллеманды, французского менуэта и ирландской жиги. Смех, визг, топот. Вся эта какофония удручающе действует на голландского посланника мингера ван дер Ваальса. У бедолаги ноет зуб. Петр спешит на помощь страдальцу. Вливает голландцу в рот бутылку мальвазии и достает страшные клещи. Несчастный трясется от страха, но сопротивляться не решается. Петр мастерски выдергивает больной зуб, с тремя здоровыми в придачу. С Рождеством тебя, хохочет он.

Рождество в табакерке
1743. Большой Царскосельский дворец. Императрица Елизавета отмечает Рождество с чудовищным размахом. Стол едва ли не превосходит версальский - 36 полных перемен, включая напитки и десерты. Впервые на русском пиру "страсбургский пирог" - гусиный паштет с трюфелями, доставленный прямо из Парижа. Плюс ко всему яства из дичи, и впервые же появившиеся в России рыбные майонезы и шампанское.
Кульминацией Рождественских празднеств становятся травестийные маскарады. Царица, закамуфлированная в гвардейский мундир, захлебывается смехом, наблюдая, как танцует двухметровый Разумовский в пышном бархатном платье с миниатюрным "кавалером", едва доходящим ему до подмышек.
Случайно попавший на бал француз де Лануа, с первого взгляда влюбляется в... графа Шувалова, исполняющего роль фрейлины. Убедившись, что ему не отвечают взаимной симпатией, де Лануа попытался найти посредника среди мужчин. И, как на грех, остановил свой выбор на... Елизавете. Она умело подогревает любовный пыл француза, пророча ему невероятный роман. Наутро, когда обман раскрылся, де Лануа сгорает со стыда. Елизавета компенсирует ему моральные издержки, жалуя на память табакерку с собственным вензелем.

Рождественские проделки барона Мюнхгаузена
Наследник русского престола, принц Карл Петр Ульрих (будущий царь Петр III) всегда отличался угрюмостью и замкнутостью. Накануне Рождества 1745 года его пуще обычного снедала хандра. Ничто не веселило: ни заунывное пиликанье на скрипке, ни игра в оловянные солдатики, ни потрошение крыс. Не в силах видеть престолонаследника в столь плачевном состоянии, его закадычный приятель, барон Иероним фон Мюнхгаузен, решил заранее позаботиться о рождественском променаде.
За ночь до Рождества Мюнхгаузен наделал в Неве воронок и припорошил их снегом. Пригласил на рождественскую прогулку по Неве принца и своих сослуживцев-кавалергардов. В результате, семеро из 16-ти одураченных гвардейцев по пояс провалились под лед. Наследник и Мюнхгаузен ликовали: вот, оно, русское гуляние! Эксперимент принцу понравился, и он попросил Мюнхгаузена "сотворить в будущем году нечто подобное".
Под Рождество 1746, по прусской традиции решено было устроить охоту. Накануне выезда барон подкупил лесничих. Наказал им нарыть "волчьих ям", покрыть их хворостом и снегом.
Охота превратилась в грандиозную свалку. Весь конный авангард, возглавляемый графом Остен-Сакеном, источая разноязыкие непотребности, оказался по колено в земле. Мюнхгаузену повезло, что среди провалившихся не было принца. Последний, хватив накануне лишку, проспал выезд.
Кавалергарды пригрозили шаловливому барону судом чести. Только вмешательство наследника спасло его от позора. Ульрих был вынужден выдворить своего озорного друга из России. Прощаясь, принц уронил крокодилью слезу и произнес: "Хоть ты и друг мне, а шутки у тебя дурацкие, да и разум скудный". Эта фраза задела барона за живое. Побледнев и прикусив губу, он бросил: "Врете, Ваше Высочество! Не скуден мой разум! Я еще докажу!"
С надеждой и опасением ждал наследник следующего Рождества. Однако никаких доказательств не последовало.

Гром победы
Рождество 1791 года. Таврический дворец. Празднование, приуроченное к победе над турками, устраивает светлейший князь Потемкин-Таврический. Сумма, пущенная на торжество, равняется двум с половиной миллионам рублей - в полтора раза больше той, что была потрачена на русско-турецкую кампанию.
Золотая посуда, из фонтанов в зимнем саду бьет шербет - охлажденная фруктовая вода. Курильщикам подаются трубки с турецким табаком. Дамам - Фрукты, замороженные со сливками - прообраз современного мороженого. 
На балу присутствует около 3 тысяч человек. Ужин длится боле пяти часов!..
Кульминация праздника - рождественский балет, состоящий из трех актов: сцены избиения младенцев, сцены в вертепе и поклонения волхвов. Исполнители - великие князья Александр и Константин, принц Вюртенбургский с супругой, князь Зубов, граф Безбородко. В роли царя Ирода - сам князь Потемкин. Его костюм перегружен золотом и драгоценными камнями так, что он еле может передвигаться. В результате, в сцене, когда Ирод отдает приказ о резне, Потемкин теряет равновесие и кубарем катится по сцене. "Гром победы, раздавайся!" - скандирует Державин слова гимна, написанные специально к этому дню. Зал аплодирует.
Оплошность Потемкина вызывает бурю восторга. Екатерина хохочет до колик, кричит: вот так гром! вот так громыхает!

Глинка на гусе
1835 год. На Рождество к камергеру двора Николая I, князю В.Ф. Одоевскому пришли Пушкин, Крылов, Воейков, и другие, не менее именитые гости. Были поданы франкфуртские сосиски, изготовленные самим хозяином, традиционные гуси с черносливом, осетры, привезенные с Урала и другие деликатесы. В разгар вечера на стол вскарабкался литератор Сергей Николаевич Глинка, обряженный в голубой фрак, красные панталоны, заправленные в сапоги. Он подошел вплотную к концу стола, где сидели Крылов и Уваров, взмахнул рукой, готовясь произнести какой-то Рождественский спич, но, попав каблуком в блюдо, поскользнулся и упал лицом прямо в блюдо Крылова. Лицо министра просвещения, графа Уварова покрылось бисером жира с крыловской тарелки (баснописец как раз баловался гусем). Крылов, медленно обведя взглядом присутствующих, произнес: седьмой десяток лет справляю Рождество, всегда подавали гуся на глинке. Теперь новая мода: глинка на гусе!

Лучшая рождественская сказка
С осени 1839 года Николай Васильевич Гоголь не покидал пределов своей квартиры. Друзья-литераторы решили навестить "отщепенца". Тем более что и повод выдался: Рождество.
Гоголь, как ни в чем не бывало, маячил по комнате, нелепо хихикал - над Жуковским, обряженным медведем, над Данилевским - волком, над Анненковым - петухом. Но скоро его веселью пришел конец - когда один из ряженых, Н.Я. Прокопович (лик которого скрывался за кошачьей маской), на цыпочках подкрался Гоголю и бесцеремонно запустил обе "лапы" в карманы его фрака. Выудив оттуда тетрадь, мелко исписанную убористым почерком, и глумливо произнес: "А що се таке, у вас, пане?"
Гоголь сердито нахмурился и попытался выхватить тетрадку. Но не тут-то было. Раскуражившиеся литераторы принялись футболить рукопись. Гоголь, зеленый от ярости, метался от одного глумника к другому. Окончательно истощив силы, и без того изрядно подорванные литературным трудом, он, нахохлившись, рухнул на диван, предоставив событиям в своей квартире развиваться без его участия.
Гаерам это и было нужно. Не обращая внимания на притихшего и забившегося в уголок автора, они откупорили заранее заготовленную бутылку "мадам Клико", свалили на пол свои святочные "доспехи" и принялись за чтение в лицах. То было начало повести "Нос". Повесть настолько понравилась собравшимся, что тут же была объявлена лучшей Рождественской сказкой.
Сияющий от счастья Гоголь тут же послал в Демутов трактир за еще одной порцией шампанского. Веселье кончилось тем, что надравшийся до поросячьего визга Жуковский уснул прямо за обеденным столом, уронив холеное лицо в тарелку с паштетом.
_______________________

© Елена НИКИТИНА

Опубликовано в журнале "Ночной портье"